— Все будет сделано, мистер Дэвид, — поклонился хозяин, и вздохнул: "Жалко, что такой гость нечасто приезжает. Снимает целый этаж, бургундское вино ящиками, устрицы, лобстеры, лучший сыр…, Богаче Бенджамин-Вулфа мало кого на юге найдешь".
Дэвид подождал, пока еще один слуга, опустившись на колени, закончит чистить ему сапоги. Вскочив на подведенного жеребца, он выехал на Брод-стрит.
Плантатор спешился у двери ювелира. Оглядев себя в витрине, Дэвид усмехнулся:
— Невестка мне пошла на пользу. Больше сорока никогда не дашь. Все-таки нет ничего лучше молодого тела в постели, царь Давид тоже не дурак был. Интересно, кого это там Диббл сегодня продает, в записке было сказано: "Редкая жемчужина". Цену набивает, конечно, но если светлокожая — я ее куплю. Марта весной рожает, — он склонил черноволосую, с легкой сединой голову, — а этот доктор Макдональд сказал, что лучше ей самой кормить. Придумают тоже, но с врачом не след спорить. Ладно, посмотрим, что там за товар у Диббла, — он оправил отлично сшитый, темно-синий сюртук с жемчужными пуговицами и шагнул в лавку.
— Мистер Бенджамин-Вулф, — ювелир отложил лупу и приподнялся. "Все готово, как я и обещал".
Дэвид посмотрел на открытый бархатный футляр — изумруды цвета свежей травы переливались в полуденном свете, бриллианты играли яркими огоньками. "Электрум, — благоговейно сказал ювелир.
— К ее волосам, — подумал Дэвид, коснувшись рукой металла цвета старой бронзы. "Надо же, как хорошо получилось. Я и не знал, что серебро и золото дают такой цвет".
Он оплатил счет и забрал футляр: "Ваш конкурент, наверное, локти кусает. Но я бы к нему и не пошел, к этому еврею. У вас, я смотрю, в Чарльстоне все кишит сынами израилевыми".
Ювелир только вздохнул и закатил глаза. Дэвид покровительственно потрепал его по плечу: "У меня весной родится внук. Приеду, куплю что-нибудь в подарок для невестки".
Уже выходя из лавки, он остановился: "Мальчик так никогда и не узнает, что я его отец. Ладно, воспитывать его все равно — я буду, не Мэтью. Ничего страшного, пусть считает меня дедом. Надо будет завещание изменить, в его пользу, а то Мэтью, — Дэвид поморщился, — промотает все на свои забавы. Да и не останется он тут, наверняка, в Старый Свет уедет. Так будет правильно, а Марту — в опекуны. У нее голова хорошая, только приумножит мое богатство".
Улыбнувшись, сев в седло, Дэвид сказал жеребцу: "Сейчас в порт заглянем, ненадолго, а завтра уже и домой!"
— Вот только это ожерелье пусть и наденет, — Дэвид пришпорил коня, — и больше ничего. Ей пойдет, — он вспомнил бронзовые волосы, рассыпанные по плечам, чуть подрагивающие, белые веки, темные ресницы и запах жасмина, что стоял в ее опочивальне.
Дэвид повертел в руках плеть: "Надо сегодня женщину взять. Хотя бы эту, что Диббл продает, а то я две недели уже, как из дома уехал, и еще долго туда добираться".
Он отдал коня слугам и зашел в высокие ворота аукционного двора.
Хаим сидел в углу зала, опустив глаза, не глядя на возвышение, рядом с которым стояла трибуна. Диббл уже продал трех темнокожих девушек, — их выводили на помост обнаженными.
— Вот за эту я буду торговаться, — услышал Хаим шепот впереди.
— За шестилетнюю девчонку? — удивился кто-то. "Ее же Бог знает сколько кормить надо, а пользы от нее пока никакой".
— Я не для себя, — усмехнулся изящно одетый мужчина. "Заказ, сами понимаете. Люди с такими вкусами предпочитают не демонстрировать их прилюдно".
Хаим положил руку на пистолет в кармане сюртука. Юноша сжал пальцы: "Терпи. Ты тут не для этого".
Он посмотрел на маленькую мулатку. Девочка стояла, опустив голову на помосте. Раздался тягучий голос Диббла: "Продано за пять сотен долларов господину под номером "8".
— У всех номера, — подумал Хаим, — тут и фамилий-то не говорят. Темно, как в склепе, все ставни закрыты. Мистер Дэвид, если тут появится, никогда в жизни меня не узнает.
Дверь сзади тихо отворилась. Черноволосый мужчина опустился в кресло рядом с ним и взял рукописную афишку: "До вот этой "Жемчужины" не дошли еще?"
— И не пересесть, — понял юноша. Откашлявшись, он ответил: "Нет, вот сейчас, будет".
— Ну, так я вовремя, — хохотнул мужчина. От него пахло кельнской водой и табаком. Дэвид Бенджамин-Вулф раскинулся в кресле. Прикурив от свечи, он выпустил клуб дыма: "Двадцать три года и девственница. Rara avis".
Хаим поднял голову и увидел сияющий, неземной блеск ее кожи. Черные волосы отливали вороновым крылом. "Не смотри, — велел себе он, краснея, отводя глаза. "Нельзя, это грех". В глубоком вырезе рубашки была видна высокая, белая, как молоко, грудь.
— Бедра узковаты, — его сосед сплюнул на пол. "И задница могла бы быть круглее, но да, — Дэвид помахал табличкой с номером, — она хороша.
— Тысяча долларов от номера "пять", — улыбнулся Диббл. "Кто больше, джентльмены?"
Хаим потянулся за табличкой.
— Тысяча двести пятьдесят — голос Диббла был похож на мед. "Этот юнец, пожалуй, обойдет мистера Дэвида, — подумал аукционист. "Немудрено — по лицу видно, что он совсем голову потерял".
Когда ставка дошла до шести тысяч, Дэвид сердито решил: "Хватит. Еще и девку эту лишним ртом навязывают. Пусть мальчишка покупает. Интересно, откуда у него столько денег? Наверное, какой-то британский офицер, из богатых".
Диббл три раза, громко стукнул молотком: "Продано за шесть тысяч долларов номеру "два", господа. Благодарю вас за прекрасный аукцион, встретимся в следующем месяце".
Двери зала распахнулись. Высокий человек в алом мундире, следуя за нарядом солдат, велел: "Всем оставаться на своих местах!"
— Покиньте зал, майор Вильямсон — холодно отозвался Диббл, сходя с трибуны. "Это мероприятие проводится по приглашениям. Оно уже закончилось, в любом случае".
Майор прошел в центр зала и громко спросил: "Кто здесь мистер Хаим Горовиц?"
Диббл усмехнулся, собирая бумаги: "Мы предпочитаем номера, майор. Для сохранения коммерческой тайны, знаете ли".
Дэвид повернулся и внимательно посмотрел на своего соседа. "Ах, вот оно как, — протянул плантатор, — я же его помню, этого дружка Дэниела. Без кипы сюда пришел, прячется. Вот же эти патриоты, — лицемер на лицемере. Одной рукой пишут статейки об ужасах рабства, а другой — покупают рабынь. Дэниел тоже, держу пари, с Тео живет".
— Мистер Хаим Горовиц, — мужчина лениво поднялся, — сидит рядом со мной. Вот этот светловолосый молодой человек, майор. Уж не тот ли это Хаим Горовиц, который — Дэвид почесал бороду, — при осаде Бостона три дня героически заменял командира своим подразделения, а? Капитан Континентальной Армии, — он наклонился к застывшему в своем кресле Хаиму: "Что, на севере постыдились себе шлюху выбирать, капитан? К нам приехали, думали, — не узнаем мы вас?"